После выстрела, прогремевшего утром 13 мая 1933 года в одной из комнат квартиры номер девять в доме "Слово", туда вбежали Юлия, жена хозяина и двое гостей - писатели Кулиш и Досвитний.
Сам хозяин Николай Хвылевой лежал в луже крови с простреленным виском. Рядом - записка, объясняющая его поступок, и начинающаяся со слов "Арест Ялового - это расстрел целой генерации". Слова умершего стали страшным пророчеством, которое сбывалось с фантастической скоростью.
 Арест и следствие было настоящим шоком для задержанных. Большинство писателей вели себя очень типично. Сначала - надежду на то, что задержание случайное, потом - отрицание любой вине, потом поиск какой-то маленькой "вины", которая должна объяснить арест и позволила состояться небольшим наказанием.

А дальше шел слом - под давлением следователей задержанные начинали наговаривать на себя и своих коллег фантастические вещи: признавали себя и других террористами, которые готовили восстание, убийства руководителей, захват важных производственных и оборонных объектов.

Для взлома одного использовали показания другого, ранее сломанного. Так создавалась целиком придумана, но очень убедительная реальность, где фигурировали настоящие фамилии, совпадали показания о местах и ​​времени встреч, дословно повторялись планы действий.

Арестованный 7 декабря 1933 писатель Владимир Гжицкий тоже сначала считал причиной своих бед роман "Черное озеро" (1929 года), в котором он, по собственным словам, "немного свернул в сторону национализма".

Но чекистов не интересовали литературные "извращения" - им нужны были показания о контрреволюционной организации. Поэтому уже вскоре Гжицкий признает принадлежность к такой структуре, хотя дальше совсем не способен сформулировать ни ее цели, ни методы работы.

Очевидно, он считал, что этого признания достаточно, особенно если раскаяться. "Я искренне жалею, что совершил предательства, - писал он, не понимая о которой измену говорит. - Не сделав реального вреда советской власти, но сам факт принадлежности к контрреволюционной организации является большое преступление.

Я осознал его до конца и, когда мне будет дано возможность вернуть к моей любимой литературы, я докажу делом свою искренность и полезным трудом для пролетариата я заплачу за свою позорную измену ".

Но уже через неделю следствия писатель начал очень подробно "вспоминать" деятельность и планы контрреволюционной организации.

"Террор, - свидетельствовал он, - как один из методов политической борьбы всегда выдвигался нашей организацией на передний край в периоды наибольшего обострения борьбы".

В террористической организации появилась и принадлежащая ей название Украинская военная организация (УВО). Настоящая организация с таким названием существовала в Западной Украине, но на то время уже влилась в ОУН.

Зато в СССР "действовала" особое УВО, которая состояла из писателей-террористов и готовила покушения на руководителей советского государства.

Владимир Гжицкий пережил сталинские репрессии, поэтому в жалобе в 1955 году приоткрыл правду о том, каким образом появились эти сенсационные разоблачения.

"В период ведения следствия мне давали только 300 граммов хлеба и тарелку супа, через что я очень болен ... За ночь меня поднимали раз по 10 и вели Грушевского (следователь ГПУ - В.В.), который каждый требовал у меня признание ... На допросе я сказал Грушевскому, что Предрассветный, Губенко и другие готовились убить Чубаря, но эти показания не соответствуют действительности.

Они были сфабрикованы и написаны самим следователем Грушевским, а мною за его же предложению подписаны. Подписал я их потому, что не мог выдержать таких гонений в отношении меня в период ведения следствия ".

Пережив Сталина и еще один "террорист", а в действительности писатель-юморист Остап Вишня. Он тоже описал особенности чекистского следствия. Арестован 26 декабря 1933 года, он готов был признать некоторые ошибки в своем прошлом, в частности работу в эсеровской газете.

Однако следователь "Бордон заявил, что в этом меня не обвиняет. Он обвиняет меня в участии в контрреволюционной организации и подготовке покушения на Постышева. Поскольку я долго не давал нужных показаний, Бордон решил повлиять на меня физически".

Но арсенал чекистов не ограничивался грубой физической силой. Они также пытались повлиять на арестантов психологически: "Бордон меня убеждал, что мои показания нужны для коммунистической партии и советского народа". И для того, чтобы проявить лояльность к власти и любовь к стране, следует взять на себя вину.

В результате Остап Вишня был готов "идти на встречу следствию": "Я предложил Бордон, что, если ему это нужно, то могу признать себя" виновным "в том, что меня" завербовала "немецкая разведка. Бордон заявил, что ему это ни к чему ".

Наконец следователь достиг цели - "Бордон составил списки людей, которых я имел вписать в свои показания как участников организации. Бордон предупреждал, чтобы я в своих показаниях не слишком фантазировал.

В конце следствия со мной разговаривал прокурор ГПУ Крайний. Ему я также "признался" в преступлениях. До встречи с Крайним меня подготовил Бордон, мол, я должен быть последовательным и подтвердить свои показания, что я и сделал ".

Тем временем аресты продолжались. В декабре 1934 НКВД арестовал группу из 17-ти человек, среди них известные писатели и жители злополучного "Слова" Николай Кулиш, Григорий Эпик, Валериан Пидмогильный, Евгений Плужник, Валериан Полищук.

 
Мемориальная таблица с именами писателей, проживавших в доме «Слово»
Всех, как обычно, обвинили в участии в контрреволюционной организации, теперь уже не УВО, а ОУН. На каждого на тот момент большой объем компромата, зафиксированный в "показаниях" ранее задержанных писателей.

Во время одного из допросов следователь спросил Кулиша, есть ли среди его знакомых арестованы НКВД. Ответ был впечатляющая: "8 человек, с которыми имел близкие отношения, 9 человек, с которыми общался, 23 знакомых, с которыми редко встречался"

Николай Кулиш течение первых десяти дней следствия упорно отвергал все обвинения против себя, которые зачитывались по делам его коллег. Наконец 25 декабря сломали и его - он "признал" свое участие в террористической организации. "Я признаю себя виновным, - читаем в протоколе с начала 1935 года, - и подтверждаю свои показания.

До ареста я был настроен против ГПУ, но тут я пришел к иным выводам, так как встретил со стороны следствия доброе отношение. Я вновь заявляю, что был активным участником контрреволюционной организации, которая пыталась свергнуть советскую власть путем террора.

Я все вспомнил, но попробую все восстановить в памяти сам ... Я все продумал. Меня надо было арестовать и надо судить. Любое наказание приму как правильную и заслуженную.

Я должен еще глубже познать совершенные мною преступления, связи с деятельностью других, лиц, касались ко мне. Возможно, откроются еще какие-то моменты. Повторяю, мне тяжело вспоминать ".

Сломанный физически писатель готов был признавать все, но ему не хватало сил для фантазий, чтобы в деталях описывать собственную "преступную" деятельность. Поэтому в деле появляются свидетельства сокамерника Кулиша, Эдуарда Штайнберга.

Это обширный дванадцятисторинковий текст, с детальным анализом действий и идей Николая Кулиша, который якобы появился в результате того, что сокамерник зафиксировал на бумаге слова писателя, сказанные им после возвращения с допроса.

"Нет, господин Кулиш еще своего контрреволюционного жала не выпустил", - так патетически заканчивается этот камерный донос.

Эти семнадцать обвиняемых получили как приговор многолетнее лагерное заключение - никто не пережил страшного рубикона 1937 года.

В 1956 году, после осуждения "культа личности", их реабилитировали. В реабилитационных документах между прочим сказано: "Дополнительным расследованием установлено, что бывшие сотрудники НКВД УССР Пустовойтов, Проскуряков, Грушевский, Бордон и другие, которые принимали участие в расследовании этого дела в 1937 году, осуждены за фальсификацию следственных дел и применение незаконных методов ведения следствия" .

Генерация представителей украинской культуры, уничтожена в 1930-е, вошла в историю под названием "Расстрелянное возрождение". Одной из главных сцен этой трагедии стал пресловутый дом номер 5 по улице Красных писателей в Харькове.

Отсюда "черные вороны" вывозили Григория Эпика, Валерияна Пидмогильного, Олеся Предрассветного, Майка Йогансена, Валерияна Полишук, Евгения Плужника, Михаила Семенко, Леся Курбаса, Владимира Гжицкого, Остапа Вишню, Николая Кулиша и других.

Общая статистика потерь жителей этого дома страшна: на шестьдесят две квартиры тридцать три расстрелянных и более семидесяти репрессированных. Харьковский дом "Слово" стал своеобразным фокусом трагедии украинского слова в ХХ веке.

Сегодня это обычный жилой дом. Об ужасах, которые происходили здесь почти восемьдесят лет назад, ничего не напоминает.

На установленной в годы независимости мемориальной таблицы - список с именами писателей. Здесь они все вместе - те, кого убили, те, кто пережил лагеря, и те, кого перемололи не физически, а духовно, превратив в трубадуров режима.
 

http://tsn.ua/analitika/istoriya-z-grifom-sekretno-rozgrom-slova-final.html